Врубель много раз обращался к изображению Демона ― этот образ стал главным в его творчестве. Художник мучительно отыскивал зримый облик одинокого изгнанника, без конца меняя его. Демоны скорбят, тоскуют и умирают на листах и холстах этого гениального художника.

Два врубелевских Демона находятся в Русском музее. Один на полотне ― в вечном полете над пустынной землей. Картина эта не окончена. Но и в незавершенном виде она хранит мечту Врубеля, мечту всей его жизни. Другой ― выполненный в гипсе ― смотрел на людей невыразимо скорбными, полными ужаса глазами, и на воспаленных губах его, кажется, запекся крик. Эти неправдоподобно распахнутые глаза видели, наверное, такие бездны, такую безысходность, какие вряд ли становились уделом обычного человека. Может быть, больной мозг посетителя музея и не выдержал этого взгляда?

Удар был сильным. Скульптура разлетелась на сотни, может быть, тысячи, крупных и мельчайших осколков. Что было делать? Взять совок и швабру и смести с пола разлетевшиеся кусочки гипса?

― Попробую спасти его, ― сказал скульптор Игорь Всеволодович Крестовский. ― Для начала надо огородить весь участок пола, где лежат осколки.
Зал для посетителей закрыли, пол огородили, и никто, кроме самого Крестовского, не имел права приблизиться к огороженному пространству.

Скульптор занялся… физикой, а может быть, даже баллистикой. Он ни к чему не прикасался, а внимательно изучал расположение осколков, закономерности их распределения на полу. Эта часть работы завершилась созданием настоящей топографической схемы. А затем скульптор-реставратор брал самые крупные куски и подбирал к ним более мелкие осколки ― «спутники». Бессистемные на первый взгляд осколки стали собираться в «узлы». Самые маленькие кусочки  величиной   менее   миллиметра   приходилось   брать пинцетом.  И наконец ― склейка фрагментов специальным составом.

«Голова Демона» была через два месяца восстановлена полностью. Теперь неспециалисту трудно даже заметить, где находятся стыки и склейки. А скульптор И. В. Крестовский стал в известном смысле соавтором Врубеля. Со дня гибели и возрождения «Головы Демона» прошло более полувека. Но этот случай останется памятным событием в  истории  реставрационной деятельности  Русского музея.

 

Разные по душевной зрелости читатели находили в поэме Лермонтова, как и в любом глубоком произведении, иные отзвуки своим мыслям и чувствам. Одним из тех, кто ощутил волнующую глубину лермонтовского образа, был Михаил Александрович Врубель. Демон стал одной из центральных тем художника, где поэтические мечты Лермонтова переплелись с исканиями другой эпохи, с устремлениями другого гения России. Полвека разделило обоих художников. «Печальный дух изгнанья» обогатился у Врубеля новыми чертами.

Врубель много раз обращался к изображению Демона, отыскивая зримый облик одинокого изгнанника, без конца меняя его. Демоны скорбят, тоскуют и умирают на листах и холстах гениального художника.
Два врубелевских Демона живут в Русском музее. Каждый из них ― удивителен и прекрасен. О причудливой судьбе одного из них, выполненного в гипсе, рассказано в главе «Люди, побеждающие время». Другой Демон ― на полотне ― летит над пустынной землей. Полотно это считается неоконченным.

Но  и  в  незавершенном   виде   оно   хранит  мечту  Врубеля, мечту и страдание всей его жизни.
Зал, где экспонируются   «Демоны»   Врубеля, открывает в музее выставку русского искусства начала двадцатого века.

1910 год принес русской культуре невосполнимые потери. В том печальном году ушли из жизни Лев Толстой, Вера Комиссаржевская, Михаил Врубель. Но смерти неподвластен гений человека. Толстой остался вершиной, постичь которую и сейчас стремятся люди во всех частях света. Комиссаржевская воплотилась в легенды, ее не миновать тем, кто захочет пройти по столбовой дороге истории русского театра: по ее воле русский театр впервые сомкнулся с политикой. А Врубель еще только вступал в бессмертие. В дни, когда Россия оплакивала его кончину, Александр Блок писал: «Он уходит все дальше, а мы, отстающие, теряем из виду его, теряем и нить его жизни с тем, чтобы следующие поколения, взошедшие выше нас, обрели ее, заалевшую над самой их юной, кудрявой головой…». Титаническое искусство Врубеля, адресованное будущему, только начинало свою жизнь среди людей. Еще не раз всколыхнет оно эстетическую память и сознание человечества.

Врубель жил и писал в холодной атмосфере непонимания, враждебности, насмешек, тупого потребительства. «Это была эпоха, когда эстетствующее мещанство издевалось над  «непонятными» произведениями Врубеля, ― вспоминал художник А. Я. Головин. ― Многим его искусство казалось в ту пору каким-то растрепанным, сумбурным, дерзким…».  Мало кто понимал, что из этого «сумбура» родится Демон, что дерзость стала крыльями художника, его защитой от приземляющих, оскорбительных мещанских вкусов.

А мещане, филистеры, ханжи находили Врубеля повсюду. Ханжеская мораль теснила его порывы. Художнику предстояло единоборство, на которое он выйдет вместе со своим Демоном.
Получив заказ на работы в киевском Владимирском соборе, Врубель создал гениальные эскизы. Библейские темы не сковывали его фантазии. В его святых оказалось мало святости, в их лицах узнавались человеческие страсти и страдания. Это восхищало друзей художника и бесило мещан. Специально созданная комиссия отвела эти эскизы. Может быть, уже тогда ангелы и апостолы художника, «изгнанные из рая», начали свое превращение в Демонов?

Так обстояло дело с эскизами для собора, с произведениями на библейские темы.  Но то же повторилось, когда Врубель обратился к театральным декорациям, казалось бы, весьма светскому предмету. Для Московской частной оперы Саввы Мамонтова ему заказали написать занавес и плафон ― большую картину на потолке зрительного зала. На занавесе художник воссоздал пейзаж, навеянный итальянскими впечатлениями, а на плафоне ― композицию «Песнь Леля»: на сцене этого театра шла «Снегурочка» Римского-Корсакова, которого Врубель глубоко чтил и любил.

Обе эти работы подверглись обструкции. Оперные певцы привыкли к малиновым бархатным драпировкам. Итальянский пейзаж на занавесе коробил рутинеров. Возмутила их и «Песнь Леля» на плафоне: они предпочитали символическую Славу с венком и трубой.

В соборе вместо святых Врубель поместил человека, в театре вместо богинь ― пастуха. А когда на Всероссийской выставке в Нижнем Новгороде появились два панно художника ― «Принцесса Грёза» и «Микула Селянинович», устроители выставки не разрешили экспонировать эти произведения в художественном отделе среди других картин. Для врубелевских панно пришлось строить специальный павильон.

Врубель оставался в одиночестве, «сиротой», как назвал его Константин Коровин. Перечитывал Лермонтова, читал любимую поэму вслух, уже понимая, что Демон сможет стать его союзником в единоборстве против филистерских вкусов.

Может быть, первый шаг к «Летящему Демону» был сделан, когда Врубель пристально вглядывался в рисунки, сделанные к лермонтовской поэме художником М. Зичи, и готовился делать свои. На рисунках Зичи Демон представал хилым, немощным видением. Нет, рисовальщик не понял Лермонтова, не вчитался в его поэму и перепутал Демона не то с чертом, не то с дьяволом. Если обратиться к первозданному смыслу этих слов, говорил Врубель, то окажется, что черт ― это просто «рогатый», дьявол ― «клеветник». А Демон ― это душа, образ борьбы человеческого духа. Духа разума и воли, а не духа видения.

В творческом сознании рождался и пускался в свой титанический полет прекрасный и страдающий Демон. Поэтому так задевали художника встречи с демонами-дьяволами мещанских сказок, с демонами-злодеями. Когда на оперной сцене возобновили «Демона» А. Г. Рубинштейна, Врубель отправился в театр. Дело заключалось не только в том, что жена художника, певица Н. И. Забела, исполняла в этом спектакле партию Тамары. С особенным волнением ожидал Врубель появления главного героя постановки. Когда исполнитель партии Демона вышел на сцену, на рутинную сцену старого оперного театра, художник закрыл лицо руками и проговорил: «Не то, не то!». Провинциальный Демон, искуситель восторженных дев, воплотил в себе уровень представлений провинциальных обывателей. Он сладко пел, и каждый звук его музыкальных речей нестерпимо ранил Врубеля. Путь к своему Демону начался, и с него уже невозможно было свернуть. В 1891 году художник сделал тринадцать иллюстраций для издания сочинений Лермонтова. Рисунки Врубеля (они большей частью находятся в Третьяковской галерее, в Русском музее хранится лишь один из них, изображающий караван) полны экспрессии, огня, страсти, чутко услышанной в поэме. Голова Демона с огромной копной черных волос, свитых в могучие кольца, широко раскрытые глаза и запекшиеся губы ― все это напоминает скульптуру из «врубелевского» зала Русского музея. Поразителен рисунок «Скачущий всадник»: кажется, всеми нервами, каждым мускулом ощущаешь яростный полет одичавшего коня, слышишь его храп, его топот.

 

Девятнадцатый век отходил. Двадцатый поднимался, опираясь на ровесников-младенцев ― двигатель Дизеля, рентгеновские лучи, радио, кинематограф. Он поднимал свое искусство и на крыльях врубелевского Демона. Собственно последним большим произведением русского искусства, датированным девятнадцатым столетием, стал «Летящий Демон» Русского музея.

Он занимает почти все пространство картины, этот гигант со втянутой в плечи головой и удлиненным узким лицом. Он летит над снежными горами и дикими скалами. Кажется, под ним простерлась чуждая, мертвая планета, где ни единый звук, ни единый проблеск света не согреет вечного странника. Холодной тоской вечного одиночества веет от картины. Оно страшнее смерти, потому что вечно и осознанно. Оно ужаснее самой страшной казни, потому что всякая казнь имеет конец. Этот ужас запечатлен в глазах летящего Демона…

Цветовое решение картины своеобразно и необычно. Оно строится на блеклых, тусклых, будто погашенных коричневых и синевато-лиловых тонах. Такова живописная трансформация лермонтовских строк:

Тем не менее перед нами ― не иллюстрация к Лермонтову. Картина неизмеримо шире и отнюдь не иллюстративна. Может быть, вся противоречивость творчества художника, все его трагические искания, все его одиночество отразились в этом полотне. Перед нами ― одинокий бунтарь, восставший против обыденного и плоского. Но злая тоска наложила печать на его лицо. Глаза Демона страшны: они видят нечто, что недоступно человеческому взгляду, и то, что они видят, наполняет Демона страданием. Может быть, он видит и предвосхищает свое падение?.. Оно скоро наступит, и Врубель изобразит его на полотне «Демон поверженный» (Третьяковская галерея). И тогда отчаяние и злоба еще больше захлестнут его. Но и здесь, на полотне Русского музея, Демон уже близок к своему концу…

Врубель не интересовался политикой, не принимал участия в общественном движении. И Демон его остался символом тоски и одиночества, образом отверженного всеми беглеца. Но образ этот исполнен удивительной силы, разрывающей паутину обыденной серости. Общности пошлых мещан Демон  противопоставляет  горькое,  но  гордое  одиночество.

Таков Демон Врубеля, выросший из Демона Лермонтова.

Священник Новодевичьего монастыря, стоя над свежей могилой Врубеля, сказал:
― Художник Михаил Александрович Врубель, я верю, что бог простит тебе все грехи.

Врубеля уже не было, а ханжи все подсчитывали его прегрешения. Они забыли только, что богами для художника давно стали люди, их мечты и страсти.

А Александр Блок написал позднее: «Если бы я обладал средствами Врубеля, я бы создал Демона».