Школа искусств
Школа искусств
Школа искусств

Версия для слабовидящих

Левицкий Дмитрий Григорьевич

 
 
ДЕВЯТЬ ШЕДЕВРОВ ЛЕВИЦКОГО
 

Иллюстрации

 
 
Д.Г. Левицкийю Автопортрет (1783)4 августа 1764 года над Петербургом палили пушки. Сто один залп раздался в честь торжества: в Смольном монастыре открывалось учебно-воспитательное заведение для девушек. Позднее его назовут Институтом благородных девиц.

Сначала в новое заведение решили принимать только дочерей богатых дворянских фамилий. Но вскоре положение изменилось. Жесткие условия жизни, определенные Екатериной II, — строгая изоляция от внешнего мира, обязательность двенадцатилетней непрерывной разлуки детей с родными — расхолаживали богатых родителей. Зато неимущих дворянских семей, мечтавших отдать девочек в новое училище, оказалось много. Для них благотворительный характер заведения (содержание на полном государственном обеспечении) выглядел особенно заманчивым. Вскоре пятьдесят девочек в возрасте от четырех до шести лет были зачислены в Смольный институт.

Учиться им предстояло многому. Девочки изучали «правила воспитания, благонравия, обхождения и чистоты, российский и четыре иностранных языка, рисование, арифметику, танцевание, а также надлежащие особливо женскому полу упражнения и рукоделия». Затем прибавились история, география, физика, архитектура, токарное ремесло и «приучение к домостроительству». Девушки должны были стать самыми образованными людьми среди современниц.

Дни были похожи один на другой. Как большого праздника девочки ждали «собраний»: в те дни к ним приезжали именитые гости и даже иностранцы, чтобы взглянуть, как воспитываются будущие «первые дамы» России. Эти «собрания» устраивались для того, чтобы «придать девицам надлежащую и приличную смелость в поведении». А потом «собрания» стали еще интереснее: в такие вечера давались концерты и спектакли.

«Виновником» таких развлечений оказался... Вольтер. Переписываясь с Екатериной, он давал ей различные советы, среди них о том, как лучше просвещать народ. Здесь важную роль он отводил сценическому искусству.

Тогда в Смольном монастыре стали появляться новые люди — одним из первых оказался здесь Иван Афанасьевич Дмитревский, руководитель и актер первого русского публичного театра, талантливый театральный педагог.

О его артистических успехах за границей, куда он был направлен, чтобы набрать актеров для французской труппы в Петербурге, ходили легенды.
— Слышали, как Иван-то Афанасьич в Лондоне самого великого Гаррика победил? — шептались воспитанницы. — Говорят, будто однажды на обеде у знаменитого английского артиста речь зашла о сценическом притворчестве: сам-то Гаррик мог краснеть и бледнеть по желанию, а то вдруг, во время смеха, залиться обильными слезами. Дмитревский сидел, слушал, да вдруг как задрожит, залепечет какие-то слова невнятные, да и упади бледный, как покойник, в глубокое кресло. Все, конечно, вскочили, кинулись помогать, кто с водой тянется, кто с нюхательной солью, а Иван Афанасьич поднялся, как ни в чем не бывало, засмеялся и весело уселся за стол!

— А сказывали, как он Дмитрия Самозванца играет или в «Мизантропе» господина Мольера! Чудо!..
Одним словом, девочек обучал первый в России учитель сценической игры. И хоть самим-то воспитанницам предстояло играть на французском языке, они все же воспринимали у Дмитревского русскую школу сценического искусства: их воспитатель был соратником Федора Волкова, учителем плеяды первых русских артистов. Пышные спектакли готовились воспитанницами в 1772 — 1773 годах — первые питомицы Смольного монастыря подросли. Французские комедии и комические оперы ставились на широкую ногу. Роли из музыкальных спектаклей репетировал с девочками Пьетро Чезарио, танцам обучали лучшие балетмейстеры столичных трупп, костюмы шились придворного театра портным Жераром, даже театральный парикмахер Иозеф Жервье трогал ловкой гребенкой девичьи волосы.
В большом двухсветном зале готовили сцену.

И вот начался спектакль — комическая опера Киампи «Капризы   любви,   или   Нинетта   при   дворе».   Нинетта — воспитанница Хованская, ее возлюбленный Кола — воспитанница Хрущева.
После представления Екатерина II подозвала к себе художника Левицкого.
— Дмитрий Григорьевич, понравились тебе наши воспитанницы?
— Они превосходные артистки, — ответил Левицкий с  поклоном.   Он  чувствовал,  что  вопрос  задан  неспроста.
— Нам бы хотелось, — продолжала Екатерина, — чтобы ты сделал портреты лучших из них, которые особенно преуспели в танцах и пении. Список отмеченных нами воспитанниц передаст Иван Иванович Бецкой.
И художник приступил к работе.

Незадолго перед этими событиями Дмитрий Григорьевич Левицкий удостоился звания академика — за исполненный им портрет Александра Филипповича Кокоринова, видного русского архитектора, ректора Академии художеств, руководителя ее архитектурного класса. Портрет этот вместе со «смолянками» находится в зале Русского музея, посвященном Левицкому. Современники вспоминают о Кокоринове как о добром, просвещенном и гуманном человеке. Правой рукой Кокоринов указывает на лежащий на столе план Академии художеств, на лучший свой проект. В лице героя портрета нет официальности, скорее — усталость и задумчивость.

Смолянок Левицкий видел и прежде чем побывал на их спектаклях — в Эрмитаже, куда они приезжали по Неве на шлюпках. Девушки судили о картинах с несомненным пониманием искусства. Художник встречал их и в Летнем саду во время прогулки, когда они, охотно отвечая на вопросы гуляющих дам и господ, толковали об установленной в саду скульптуре, о мифологии. Началом серии портретов смолянок надо считать портрет Ф. Ржевской и А. Давыдовой, написанный в 1771 — 1772 годах. Девочки изображены не в театральных, а в форменных платьях. Это еще не театральная сюита художника — только как бы пробный портрет.

Через год после создания этого первого портрета он получил список девушек, наиболее преуспевших в танцах, пении, прочих занятиях, и начал писать их. Левицкий мог, как поступали иные из его предшественников, ограничить свою задачу внешним сходством, передачей лиц и костюмов. Он стремился достичь и достиг большего: показал девушек в движении. в действии, глубоко им свойственном, в характерной для них обстановке. Живописец пошел дальше: в чертах девушек видны характеры, элементы личности и то незримое, тонкое, неуловимое качество человека, которое мы зовем обаянием. С картин-портретов Левицкого говорит эпоха.

Девушек обучали «танцеванию», драматической игре, изящным манерам. Все это запечатлено художником в портрете Екатерины Нелидовой. Современники утверждают, что Нелидова была яркой, талантливой танцовщицей, а в жизни — обаятельной, остроумной девушкой. Именно такой и предстает она на портрете. Жизнерадостность, кокетливая  веселость  придают   портрету  особенное  очарование.
Е. Хованская и Е. Хрущева разыгрывают комическую пастораль. Хрущева запечатлена в мужской роли — девушка славилась среди подруг умением перевоплощаться в мужское обличье. Художник не скрывает ее некрасивых черт, некоторой скованности и робости Хованской, но портрет пленителен свежестью запечатленной в нем юности.

Глафира Алымова уверенно играет на арфе. Она улыбается. Позируя, она не думала о том, что ее улыбка перешагнет века и встретится с нашими взглядами. Кажется, будто звучит старинная музыка Рамо, потрескивают свечи в серебряных подсвечниках и дамы в пышных кринолинах вступают в медленное течение танца. Алымова улыбается. И руки ее, едва прикасаясь к струнам, замерли в своем неторопливом взлете.

На другом портрете — Екатерина Молчанова. Левицкий написал девушку в кресле с книгой в руках, а перед ней — физические приборы. Молчанова чувствует себя среди них уверенно и спокойно. Она читает их сигналы, робкие послания еще не раскрытой науки будущего. Горделивое ощущение знаний сквозит в ее улыбке.

Современница Кулибина, читательница Ломоносова, эта девушка могла бы — кто знает? — еще двести лет назад явиться предшественницей Софьи Ковалевской. Но Молчанова не стала ученым: ее готовили во фрейлины. Физические приборы остаются на портрете в тени. Художник запечатлел одну из ласточек Смольного монастыря, которая еще не знает, как невысок будет ее жизненный полет.

Девушки на полотнах Левицкого танцуют, поют, играют на музыкальных инструментах, обращаются к зрителям или просто улыбаются, радуясь своей весне. Художник виртуозно передает ткань и шитье платьев, воздушный передничек Хованской.  С удивительным искусством  воспроизведен на холсте костюм Нелидовой. Художник владеет богатейшей гаммой зеленого цвета и его оттенков: изумрудного, серо-зеленоватого, зеленовато-палевого. Портретисту дороги в картине не только каждая черточка лица, поворот фигуры, но и любая мелочь, свет и тени, переливы тканей, различимые на заднем плане наивные театральные декорации. Все это слагается в изобразительную оду красоте, юности, свежести, человеческой весне.

Левицкий писал портреты смолянок около пяти лет. Сегодня   они — драгоценнейшие   полотна   Русского   музея.

До революции портреты смолянок находились в Большом Петергофском дворце. Здесь в самом начале нашего века увидела их недавняя выпускница Академии художеств Анна Остроумова-Лебедева. Прежде она знала эти картины лишь в репродукциях — они были малодоступны даже для профессиональных художников, широкая же публика не могла их видеть совсем.

Первое знакомство с Левицким потрясло молодую художницу. Она даже начала писать портрет своей сестры Лили, во всем следуя великому живописцу. Сестра мужественно и долго позировала, подражая танцующей смолянке... Остроумова-Лебедева считала работу неудавшейся и никогда не выставляла ее. Но впечатление от встречи с великим мастером восемнадцатого века сохранилось на всю жизнь.

В 1905 году в Петербурге открылась выставка русского портрета, и полотнами Левицкого восхищенно любовался Валентин Александрович Серов. Он долго стоял перед «смолянками», пораженный, взволнованный. «Ни перед одним произведением не испытывал я такого потрясения, — сказал Серов. — Это лучшие русские портреты, для нас, художников, — откровение...».

Понадобилось сто тридцать лет, чтобы полотна Левицкого встретились с подлинными ценителями — художниками. И полтора столетия — чтобы радость встречи с картинами могли испытать миллионы зрителей.


Алянский, Юрий. Рассказы о Русском музее. Л.: Искусство, 1988. С. 113 - 119.
 
 

 


Яндекс.Метрика